и собирается отсюда бежать в Казань через неделю, пока зимняя дорога. Если что заработает, то только на налоги, а на провизию ничего не остается, то питаться приходится неважно. Хорошо, что было еще молоко, так как корова все время давала молоко. Но для поборов нужны конечно средства, то в силу необходимости корову придется продать. За нее предлагают 1!6 миллиарда. И вот с этими средствами и ехать. Меня тоже Зина зовет с собою в Казань, но я пока не решил этого вопроса. Тогда на кого же оставим дом и хозяйство? Выписываю домой Володю, и он согласен переехать, только вот уволят ли его со службы? Он секретарит в Волисполкоме, заместителя пока не находится, и мне оставаться одному тоже без мамы теперь скучно.

Да, Веча, не стало у меня моего Ангела хранителя и Вашей любящей Вас дорогой мамочки. Очень и очень без нее скучно мне живется. Отлетел от нас Ангел хранитель и оставил меня, да еще больного канителиться в сем мире юдоли плача и воздыхания, но что поделаешь, “судьбы Господни неисповедимы”, приходится все посылаемые испытания переносить с терпением, которого правда у нас запасы небольшие. Здоровье мое все еще пока не важно, и даже еще к пищеводу прибавились и другие: часто болит голова, колотья в груди и часто расстройства желудка. Так вот, дорогой Веча, как у нас дома дела.

Относительно поездки в Казань я лично отлагаю до парохода, а Зина решила ехать по зимней дороге, чтобы не канителиться на пароходе с багажом. Но вот Зина скоро уедет, а налогов предстоит еще масса. То вот я не знаю, вправе ли облагать меня налогами? Так как в настоящее время я больной инвалид и безработный, то оттуда у меня средства для оплаты налогов, а их ожидается не мало. На днях были опять с регистрацией и переписывали, какие имеются строения и сколько под ними земли с садами и огородами. Я толковал по этому поводу с налоговым инспектором, что меня бы не следовало обкладывать как безработного и инвалида. Он сказал, что это их не касается. Раз имеете дом, то платить обязаны. Тогда хоть беги из дома. Поэтому у меня вопрос о поездке в Казань стоит как насущный, только не полагаюсь на квартирантов. Квартиранты, правда, находятся и просят квартиру, но без себя плохая на них надежда. Испортить, порушить — это ихнее дело, что уже испытано во время нашего жития в Кукарке и в Вятке.

Веча, вот меня интересует эта налоговая политика. Чего этим правительство хочет достигнуть, чтобы сравнять население как в городах, а также и в деревне, чтобы ни у кого ничего не осталось?..

Относительно строительства. Чего бы не начали, ничего не выходит. Поневоле вспомнишь поэта: “Суждены нам благие порывы, но свершить ничего не дано”. Вот пример нашего строительства — “Народный Дом”. Навозили массу материалов, кирпича, камня и прочего, выкопали для закладки ямы, и тем дело кончилось. Как было еще в бытность твою в Нолинске, так и по сейчас. Затем на площади хотели разбить парк. Площадь обнесли тыном, насадили тысячи полторы деревьев и кустарников. Сколько народу работало, и все это ни к чему. В настоящее время опять та же площадь: ни одного деревца не осталось… Ну, будьте здоровы. Любящий Вас и благодарный. Папа Михаил»[404].

Это было последнее письмо от Михаила Прохоровича. В том же году его не станет.

Быстро росший аппарат ЦК партии переехал в большое серое здание на Старой площади, где он будет размещаться до последних дней существования КПСС. Из воспоминаний Бажанова: «5-й этаж дома отведен для секретарей ЦК и наших секретных служб. Поднявшись на 5-й этаж, можно пойти по коридору направо — здесь Сталин, его помощники и секретариат Политбюро; пойти же по коридору налево — здесь Молотов и Рудзутак, их помощники и секретариат Оргбюро. Если пойти по первому правому коридору, первая дверь налево ведет в бюро Каннера и Мехлиса. Только через него можно попасть в кабинет Сталина, и то не прямо, а пройдя сквозь комнату, где дежурит курьер (это крупная женщина, чекистка Нина Фоменко). Дальше идет кабинет Сталина. Пройдя его насквозь, попадаешь в обширную комнату, служащую для совещаний Сталина и Молотова. Сейчас же за ней кабинет Молотова. Сталин и Молотов много раз в течение дня встречаются и совещаются в этой средней комнате»[405].

На заседаниях Секретариата теперь председательствовал Рудзутак. На заседаниях Оргбюро — Молотов. В 1923 году кадровые вопросы составили 40 процентов от всех, рассмотренных в Оргбюро. XII съезд предложенной Молотовым резолюцией объявил подбор не только партийных, но и советских, хозяйственных, кооперативных и профсоюзных руководителей важнейшей партийной задачей[406]. Была создана комиссия под руководством Молотова и Кагановича, которая готовила всеобъемлющее постановление «О назначениях», одобренное Оргбюро 12 июня. Не прошло мимо ЦК и утверждение первого союзного правительства, которое было образовано на сессии ЦИК СССР в июле 1923 года во главе с Лениным. Его заместителями стали Каменев, Рыков, Цюрупа, Чубарь и Орехашвили. В ноябре появилось постановление Оргбюро, сопровождавшееся двумя списками должностей. Первый — номенклатура № 1 — включал до четырех тысяч наиболее важных постов, назначения на которые утверждались Политбюро или Оргбюро. По номенклатуре № 2 ведомства сами предлагали людей на должности, но по согласованию с учетно-распределительным отделом ЦК и с санкции одного из его секретарей. За год количество ответработников, состоявших на учете в ЦК, выросло с пяти до пятнадцати тысяч.

В июле Зиновьев и Бухарин отправились отдыхать в Кисловодск, где на досуге в пещерах размышляли о судьбе страны. Суть их последующих предложений заключалась в реорганизации руководящих органов партии — упразднении Оргбюро и избрании нового Секретариата в составе Троцкого, Сталина и Зиновьева. Молотов видел в «пещерной платформе» «интригу против Сталина и всей нашей группы». Тогда же Зиновьев писал Каменеву: «На деле нет никакой тройки, а есть диктатура Сталина… Мы этого терпеть больше не будем»[407]. Генсек был в курсе этой переписки: Дзержинский не дремал. Сталин тут же отвечает в Кисловодск: «Вы не прочь подготовить разрыв, как нечто неизбежное… Действуйте, как хотите. Дней через 8-10 уезжаю в отпуск (устал, переутомился)».

Уход Сталина означал бы триумф Троцкого. Сговориться удалось на том, что Секретариат сохранили, а в Оргбюро ввели Бухарина, Зиновьева и Троцкого. На такую уступку Сталин мог пойти спокойно: он не мог заподозрить этих лидеров партии в готовности действительно заниматься организационной работой. Они ею и не занимались.

Наметившийся в «тройке» раскол